История Церкви
41 Надолго захлестнула череда событий


«Надолго захлестнула череда событий», глава 41 книги Святые: История Церкви Иисуса Христа в последние дни, том 2, Никакая грешная рука, 1846–1893 гг. (2020 г.)

Глава 41: «Надолго захлестнула череда событий»

Глава 41

Надолго захлестнула череда событий

Изображение
молоток судьи

Днем 25 февраля 1891 года Джейн Ричардс, первая советница в Генеральном президентстве Общества милосердия, готовилась к выступлению в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, на первой конференции Общенационального совета женщин. В течение последних двух с половиной дней конференции ей нравилось слушать, как женщины со всех Соединенных Штатов Америки рассказывают о своей деятельности в области образования, благотворительности, реформирования и культуры. Теперь пришло время для ее выступления; в зале сидели сотни людей, пришедшие послушать, что скажут Святые последних дней1.

Бо́льшую часть своей почти пятидесятилетней истории Общество милосердия было сосредоточено на удовлетворении потребностей Святых. Однако Зина Янг, Генеральный президент Общества милосердия, была убеждена, что женские организации в Церкви должны сотрудничать с другими группами для продвижения таких идей, как предоставление женщинам избирательных прав. Участие в Общенациональном совете женщин было возможностью для руководителей Общества милосердия и Ассоциации взаимного совершенствования девушек встретиться и трудиться вместе с другими женщинами, у которых были похожие ценности и цели2.

Было решено отправить на эту конференцию Джейн, поскольку Эмелин Уэллс хотела послать туда женщин, которые были хорошо образованы и сведущи в проблемах женщин в Юте. Она также хотела послать кого-то смелого и считала, что Джейн в избытке обладала этим качеством.

Вместе с Джейн в Вашингтон отправились Эмелин, Сара Кимбалл и другие церковные руководители из числа женщин. Прежде чем отправиться в путь, эти женщины получили благословения и были рукоположены Апостолом или членом Первого Президентства, чтобы представлять там свои организации.

В противоположность предыдущим поездкам в Вашингтон выдающихся женщин из числа Святых последних дней, в этот раз они не собирались лоббировать интересы Святых. Они ехали туда как руководители женских организаций, которые хотели рассказать о своей работе не только в Юте, но и во всех других местах, где были учреждены Общества милосердия и Ассоциации взаимного совершенствования девушек3.

Прежде чем Джейн и другие делегаты из Юты смогли принять участие в совете, был созван комитет с целью обсуждения, следует ли их допускать. Большинство женщин в этом комитете одобряли деятельность Общества милосердия по продвижению идей предоставления женщинам избирательных прав, организации женщин на национальном и международном уровне и установлению добрых отношений с выдающимися лидерами национального женского движения4. Но одна женщина выступила против их участия, считая, что они желают выступить в защиту многоженства.

Другие члены комитета встали на защиту Святых, цитируя Манифест как доказательство того, что делегации из Юты можно доверять. В конечном итоге комитет единогласно проголосовал за кооптацию Общества милосердия и Ассоциации взаимного совершенствования девушек5.

Когда пришла очередь Джейн выступать, она была кратка. Она сказала собравшимся, что Общество милосердия верит в необходимость проявлять любовь и быть доброжелательными к каждому, а также дарить людям мир и радость. Она также выразила благодарность всем женщинам отовсюду, которые считают так же.

«Мы можем расходиться во мнениях по различным вопросам, – сказала она, – но наша главная цель состоит в том, чтобы приносить пользу всем»6.

Находясь в Вашингтоне, Джейн говорила со многими людьми об Обществе милосердия и Святых. Она восхищалась женщинами, с которыми встречалась, и тем, что они делали. Ей было жаль, что у нее не было с собой 500 экземпляров Манифеста, которыми она могла бы поделиться с теми, у кого были вопросы относительно многоженства. Прежде чем вернуться домой, она пригласила многих из своих новых друзей посетить Юту.

Она сказала, что, если они хотят познакомиться со Святыми последних дней, лучшее, что они могут сделать, – это провести вместе с ними время7.


Той зимой Эмили Грант было все труднее и труднее в одиночку переносить холодный, пронизывающий колорадский ветер8. С того времени как Церковь издала Манифест, ее отношения с правительством Соединенных Штатов Америки начали улучшаться. Официальные лица в Вашингтоне, включая президента, больше не были заинтересованы в том, чтобы лишить Святых избирательных прав или конфисковать храмы. А Верховный суд США постановил, что дети в полигамных браках снова могут наследовать собственность родителей.

И все-таки федеральные антиполигамные законы сохраняли силу. Полицейские по-прежнему арестовывали людей за практику многоженства и незаконное сожительство, хоть и в меньших количествах9. Если Эмили оставит Манассу, где она пребывала в относительной безопасности, ее полигамный брак с Хибером Грантом может стать достоянием гласности, что поставит ее семью под угрозу10.

Отец Эмили, Дэниэл Уэллс, умер в марте 1891 года. Она со своими дочерьми, Деззи и Грейс, вернулась в Солт-Лейк-Сити, чтобы посетить похороны, и Хибер признал, что ей будет лучше переехать обратно в город. Он считал, что, если они будут держать свой брак в тайне, проживая в отдельных домах и не показываясь вместе на людях, семья сможет жить ближе друг к другу11.

Семья и друзья хотели отпраздновать возвращение Эмили в Солт-Лейк-Сити, но она предпочитала держаться вне поля зрения других людей. «Я лишь хочу пообщаться с близкими и друзьями, не привлекая к себе особого внимания», – сказала она Хиберу12. Она поселилась у своей матери, в нескольких кварталах от Хибера, и общалась с ним в основном по переписке. Это была не совсем такая жизнь, которой хотелось Эмили, но она была гораздо лучше жизни в сотнях километров от него13.

Той весной дочери Эмили и Хибера, Деззи, исполнилось пять лет. Помимо того что Эмили называла себя «Мэри Харрис», а Хибера – «дядя Эли», она также называла Деззи «Пэтти Харрис», чтобы уберечь себя и свою семью от полицейских. Теперь, когда их ситуация изменилась к лучшему, Эмили и Хибер по большей части перестали притворяться и начали использовать в письмах друг другу свои настоящие имена.

В день рождения Деззи Эмили одела ее в новое платье, завила волосы и обвязала их новой голубой ленточкой. «Теперь ты уже становишься большой девочкой, – сказала Эмили. – Я расскажу тебе большой секрет». Она открыла Деззи ее настоящее имя и сказала, что дядя Эли на самом деле – ее отец14.

Вскоре после этого Деззи также узнала, что две ее новые подруги, Рейчел и Люти, – это ее сестры, дочери ее отца и его жены Люси. Однажды 10-летняя Люти приехала в дом Эмили вместе со своим желтым пони Флэкси, запряженным в маленькую тележку. Она хотела покатать на ней сестер. Эмили сомневалась в том, что отпускать девочек безопасно, но в итоге уступила. Деззи и Грейс взобрались в крохотную тележку, и вскоре сестры уехали кататься15.

Эмили была благодарна за возможность наконец снова быть дома в Солт-Лейк-Сити. Ей ужасно не нравилось скрывать свои отношения с Хибером, и она очень хотела, чтобы ее семья могла свободно передвигаться по городу, как им заблагорассудится. Но она видела руку Бога в своем воссоединении с мужем и знала, что они находят счастье в любви друг к другу.

«Тот факт, что я вообще преодолела все это, поражает меня, – писала она, – и я молюсь о силе перенести то, что ждет меня в будущем»16.


Той же весной 19-летний Йон Уидтсоу отмечал окончание учебы в Колледже Бригама Янга в Логане. На церемонии вручения дипломов он получил особое признание за выдающиеся достижения в изучении риторики, немецкого языка, химии, алгебры и геометрии17.

Во время учебы в колледже Йон испытывал восторг каждый раз, когда открывал для себя какие-то новые знания. Колледж был новым, и в его библиотеке пока было не так много книг, а в лаборатории – недостаточно оборудования. И у преподавателей также не было высоких ученых степеней, хотя они были прекрасными учителями, которые знали, как сделать ту или иную тему более понятной для своих студентов.

Руководитель колледжа, Джозеф Тэннер, был бывшим учеником Карла Мазера, прославленного ректора Академии Бригама Янга в Прово, который теперь служил в качестве попечителя более трех десятков церковных учебных заведений. Бывший миссионер в Европе и на Ближнем Востоке, Джозеф также проводил занятия по изучению религии, обучая Йона и других студентов плану спасения и Восстановлению Евангелия. Теология стала одним из любимых предметов Йона. Она сформировала его характер и взгляд на жизнь и сделала его более чувствительным к пониманию разницы между добром и злом18.

Ближе к окончанию обучения Джозеф предложил Йону присоединиться к нему и группе молодых студентов из числа Святых последних дней и вместе поступить летом в Гарвардский университет, старейший и наиболее почитаемый университет в Соединенных Штатах Америки. Джозеф хотел, чтобы они получили первоклассное образование, благодаря которому могли бы впоследствии повысить качество обучения в учебных заведениях в Юте19.

Мама Йона, Анна, всегда хотела, что он обучался именно в таком месте, как Гарвард. И она поддерживала его решение поступить туда, уверенная в том, что он преуспеет в учебе. Чтобы оплатить обучение, Йон взял заем в местном банке. Пять членов семьи, включая Энтона Сканчи, миссионера, крестившего Анну в Норвегии, также оказали ему финансовую помощь.

Йон уехал в Гарвард менее чем через месяц после окончания колледжа. Вскоре Анна заложила свой дом, сдала его в аренду и переехала в Солт-Лейк-Сити, где они с ее младшим сыном Осборном могли бы найти дополнительную работу для обеспечения семьи и оплаты учебы Йона.

Анна часто писала Йону. «У тебя, вероятно, будет множество небольших трудностей, и ты, возможно, вначале будешь сталкиваться с некоторыми разочарованиями, – написала она ему однажды, – но это все может пойти тебе на пользу в будущем».

«Бог с тобой, и Он вдвойне благословит тебя тем, что ты и представить не мог или о чем не смел и молиться, – пообещала она. – Просто склонись перед Господом в молитве в соответствующее время и когда у тебя будет желание, преисполнившись благодарности и со смиренным сердцем»20.


В Солт-Лейк-Сити Джозеф Ф. Смит продолжал жить в подполье, хотя угроза ареста и преследования уменьшилась. В отличие от полигамных браков Хибера Гранта, о браках Джозефа было известно всем, а его должность в Первом Президентстве давно сделала его целью федеральных приставов.

В будни после наступления темноты Джозеф навещал своих жен и детей, после чего возвращался в свой офис в Гардо-хаус, чтобы поспать. По выходным он отваживался на более долгие встречи со своей семьей, длившиеся во всю ночь, каждые выходные навещая по очереди одну из своих пятерых жен21. Такая жизнь в бегах приводила в уныние. «Пока Господь не облегчит мою ношу каким-то неведомым для меня сейчас образом, – писал он своей тете Мерси Томпсон, – я обречен на жизнь в подполье в течение еще какого-то времени»22.

В июне 1891 года Джозеф написал президенту США, Бенджамину Гаррисону, письмо, в котором просил амнистировать его, то есть снять с него все обвинения. Благожелательность между Церковью и правительством США выросла, и поэтому Джозеф считал, что может рассчитывать на помилование23.

Однако, прося амнистировать его, Джозеф не обещал, что оставит своих жен. В Манифесте не давалось никаких указаний относительно того, как должны действовать Святые в существующих полигамных браках, но Уилфорд Вудрафф в частном порядке наставлял президентства кольев и представителей Высшей власти Церкви относительно того, как им следует интерпретировать написанное. «Этот манифест касается только будущих браков и не затрагивает того, что было в прошлом, – говорил он. – Я не обещал, не мог и не стал бы обещать, что вы оставите своих жен и детей. По чести так поступать нельзя»24.

Несколько человек все же решили расторгнуть свои полигамные браки, но большинство старались соответствовать написанному в Манифесте менее радикальным образом. Некоторые мужчины продолжили, по мере сил, поддерживать свои полигамные семьи – в финансовом и эмоциональном планах, – больше не проживая с ними. Другие по-прежнему жили со своими семьями, будто ничего не изменилось, хотя из-за этого их могли преследовать по закону и бросить в тюрьму.

Со своей стороны, Джозеф решил продолжать как всегда заботиться о семье, веря, что соблюдает условия Манифеста и в то же время все-таки повинуется закону, запрещающему сожительство25.

В начале сентября Джозеф узнал о заметке в газете, в которой говорилось, что президент Гаррисон помиловал его. Однако он не хотел праздновать это событие или выходить из подполья, пока документы не будут у него на руках. «Меня надолго захлестнула череда захлестнувших меня событий, – писал он другу, – и если мне будет дарована свобода в какой бы то ни было форме, я буду чувствовать себя, словно восстал из мертвых или родился заново, и мне нужно будет снова получать опыт и всему учиться»26.

Письмо о помиловании прибыло вскоре после этого. Преисполнившись благодарности, Джозеф надеялся, что его помилование приведет ко всеобщей амнистии всех Святых, вступивших в полигамные браки до публикации Манифеста. Но он также знал, что такое помилование может не помешать государству выдвигать новые обвинения против мужчин, продолжавших жить со своими женами, с которыми они давно заключили браки. Из предосторожности он решил проводить ночи в офисе Первого Президентства, продолжая все же обучать детей и обеспечивать свою большую семью. У него и его пятерых жен родились новые дети27.

В следующее воскресенье после получения помилования Джозеф посетил урок Воскресной школы в Шестнадцатом приходе в Солт-Лейк-Сити. Он поговорил с детьми в классе, а затем с несколькими старыми друзьями и знакомыми. Позже в тот же день он посетил собрание в табернакле, на котором его попросили выступить.

Когда Джозеф взглянул на Святых, его захлестнули эмоции. «Прошло немногим более семи лет с тех пор, как у меня была привилегия в последний раз стоять перед собравшимися в табернакле», – сказал он. Столь многое изменилось в его отсутствие, что он чувствовал себя ребенком, которого очень долго не было дома.

Он принес свидетельство о Восстановлении, провозгласив, что это работа Господа. «Я благодарю Бога, Вечного Отца, за то, что в моем сердце и душе есть это свидетельство, – сказал он, – ибо оно дает мне свет, надежду, радость и утешение, чего не может ни дать, ни забрать ни один человек».

Он также молился о том, чтобы Бог помог Святым делать, что верно и благородно перед Господом и законом. «Мы должны жить в этом мире, как мы живем, – сказал он. – Мы должны извлекать максимальную пользу из сложившихся обстоятельств. Именно этого Господь требует от Святых последних дней»28.


Вскоре после того, как Джозеф Ф. Смит был амнистирован, Уилфорд Вудрафф заявил, что разум и воля Бога состоят в том, чтобы Святые закончили строительство храма. Два года назад рабочие установили на здании крышу, что позволило плотникам и другим мастерам трудиться круглый год. Но еще требовалось много работы над внешним видом здания, включая установку большой статуи Ангела на самом высоком центральном шпиле храма. Статуя будет изваяна известным скульптором Сайрусом Даллином, выросшим в Юте и получившим всестороннее художественное образование в восточной части США и в Париже.

В начале октября десятки должностных лиц Церкви согласились помочь собрать 100 тысяч долларов на строительство, хотя для завершения храма, вероятно, понадобится еще большая сумма29. Приблизительно в это же время Первое Президентство и несколько Апостолов также подали прошение о возвращении церковного имущества общей стоимостью около 400 тысяч долларов, которое государство конфисковало в рамках Акта Эдмундса-Такера30.

Возвращение конфискованного церковного имущества могло бы значительно облегчить финансовую ношу Святых, но для этого некоторым членам Первого Президентства и Кворума Двенадцати придется посетить слушание и ответить на вопросы государственных обвинителей относительно обязательства Церкви повиноваться антиполигамным законам31.

За несколько недель до слушания церковные адвокаты представили Первому Президентству и членам Кворума Двенадцати вопросы, которые им могут задать государственные обвинители. Некоторые Апостолы беспокоились о том, как им отвечать на вопросы, связанные с будущим многоженства в Церкви. Покончено ли с этой практикой навсегда или же Манифест является временной мерой? И как им отвечать на вопросы о том, должны ли мужья продолжать жить со своими полигамными женами и обеспечивать их?

В зависимости от этих ответов руководители Церкви рисковали лишиться доверия государства и привести Святых в замешательство или даже оскорбить их32.

В день слушания, 8 октября 1891 года, Чарльз Вэриан, государственный обвинитель Соединенных Штатов Америки, в течение нескольких часов допрашивал Уилфорда Вудраффа33. Задавая вопросы, он хотел, чтобы Уилфорд разъяснил позицию Церкви в отношении многоженства и цель Манифеста. Уилфорд, в свою очередь, старался честно отвечать, не говоря однозначно о статусе существующих союзов.

В начале допроса Чарльз спросил Уилфорда, что́ Манифест означает для тех, кто уже состоит в полигамных браках. Ожидается ли, что они прекратят свою связь друг с другом в качестве мужа и жены?

Уилфорд не дал на этот вопрос прямого ответа. «Я предполагал, что это воззвание будет охватывать все, – сказал он, – что будут полностью соблюдаться законы страны». Он знал, что Святые в полигамных браках заключили священные заветы с Богом, и он ни в коем случае не может просить их нарушить свои брачные обеты. Но каждый человек нес личную ответственность за повиновение законам страны в соответствии со своей совестью34.

«Было ли это заявление издано по одной единственной причине, а именно для соблюдения этих законов?» – спросил Чарльз, пытаясь определить, насколько руководители Церкви были искренни в публикации Манифеста.

«Когда я был назначен в качестве Президента Церкви, то обдумывал этот вопрос, – ответил Уилфорд, – и после долгих размышлений пришел к убеждению, что многоженство в нашей Церкви должно прекратиться».

Затем Уилфорд описал, почему антиполигамные законы были направлены не только против относительно небольшого процента Святых, практиковавших многоженство, но также против десятков тысяч Святых, которые его не практиковали. «Именно на этом основании я и издал Манифест, по вдохновению, я бы сказал», – объяснил он35.

«Почему вы не провозгласили вашей Церкви, что данный Манифест является откровением, а представили его как личный совет или наставление?» – спросил Чарльз.

«Я считаю, что вдохновение – это и есть откровение, – ответил Уилфорд. – Оно приходит из одного источника. Мне думается, что не всегда нужно говорить: ‘Так речет Господь’».

Затем Чарльз спросил Уилфорда, является ли Манифест непосредственным результатом невзгод, навлеченных на Святых этим законом.

«Господь требует – и неоднократно требовал ранее, – чтобы Его народ совершал работу, которую они не могут выполнять там, где при определенных обстоятельствах им это не позволяется, – провозгласил Уилфорд. – Именно на этом основании – если меня можно понять – я считаю, что мы находимся сегодня в том положении, в котором находимся»36.


На следующий день после слушания газета Deseret News, как и другие местные издания, напечатали стенограмму показаний Уилфорда в суде37. Некоторые люди, не уловив осторожных усилий Пророка разъяснить значение Манифеста, ошибочно расценили его слова таким образом, что он ожидает, что мужья оставят своих полигамных жен38.

«Это его заявление в качестве Президента Церкви стало причиной известного беспокойства среди людей, – записал один мужчина в Сент-Джордже, – и некоторые думают, что он отказался от откровения о многоженстве и соответствующих заветов и обязательств». Некоторые мужчины в городе даже использовали его показания в суде в качестве повода оставить своих полигамных жен39.

На личных встречах Уилфорд признавал расплывчатость своих ответов, но настаивал на том, что не мог отвечать на вопросы обвинителя по-другому. Он также напомнил Двенадцати, что любой мужчина, который оставляет своих жен и детей или пренебрегает ими вследствие Манифеста, не достоин быть членом Церкви40.

Уилфорд не осуждал таких мужчин, как Джозеф Ф. Смит и Джордж К. Кэннон, у которых в полигамных семьях продолжали рождаться дети. Но он также считал, что мужчины могут повиноваться закону и соблюдать свои заветы, проживая отдельно от своих полигамных семей и все же заботясь об их благополучии. Если говорить о его собственной семье, на людях Уилфорд жил с женой Эммой, но продолжал обеспечивать своих других жен, Сару и Дилайт, и их детей и заботиться о них41.

Узнав, что некоторые стали задаваться вопросом, не уведет ли он Церковь с истинного пути, он решил выступить на эту тему. На конференции кола в Логане Уилфорд признал, что есть множество Святых, которым непросто принять эту перемену. Он задал такой вопрос: было бы разумнее продолжать заключать полигамные браки, вне зависимости от последствий? Или же стоит жить в соответствии с законами страны, чтобы Святые могли наслаждаться благословениями храма и оставаться на свободе?

«Если бы мы не прекратили эту практику, – заявил он, – все таинства по всей земле Сиона были бы прекращены. Смятение воцарилось бы во всём Израиле, и многие мужчины оказались бы в тюрьмах. Вся Церковь оказалась бы в бедственном положении, и нас вынудили бы прекратить эту практику».

«Но я хочу сказать следующее, – добавил Уилфорд. – Я позволил бы нам потерять все храмы, я сам оказался бы в тюрьме и допустил бы, что все другие мужчины оказались там же, если бы Бог Небес не повелел мне сделать то, что я сделал; и когда пришёл час, в который я получил повеление сделать это, всё это было ясно для меня. Я предстал перед Господом и написал то, что Господь велел мне написать»42.